"Просто у всех моих единоверцев
След танковых гусениц в сердце" (с)

У тебя в шкафах пестрые вещи, и каштановые блестящие волосы спадают, как на той фотографии, мягкие на вид, у тебя голубой платок на шее, ореховые смешинки на радужке, у тебя в руках застыла работа, что зашифровала свое имя в мехенди под ладонями красильщицы, краска вырезала свое имя на твоей коже, а она зарубцевалась вместе с болью, вместе с кровью, смертью, вместе грохотом фашистских танков, что показался визгом твоего неродившегося ребенка, умершего прежде, чем успел родиться, ты вымывала ее с мылом, с содой, с илом Брода, с водкой, с потом, с ором, с глиной со вкусом горя, дома, дыма, мама, с запахом мяса, чрева, уюта, обета, спермы мужа и болотной тины,
коричневый, как земля,
зеленый, как жизнь,
синий, как их кровь,
красный, как ваша кровь, по рукам, по ложбинкам, между пальцев и под ногтями, как паспорт, который и есть доказательство трезвости ума, как снятая кожа, это и есть наказание для того, кто выжил, ты помнишь их, выстраивающих трупы в шеренгу, которые были на самом деле младшей сестрой, соседом, торговцем рыбой, который обсчитал тебя месяц назад, мельником, который тебя целовал, будучи сыном мельника, который был сыном мельника, который был сыном мельника, сыном мельника пока не вырос, отца, отказавшегося плюнуть на свиток Торы, пока они не убили всю семью, они были еще такими живыми для тебя, но уже мертвыми для истории, для отчета, спичками, переполняющими коробок, которые, плечо к плечу, висок к виску, губы к губам, обуглятся в горящей синагоге, ставшей для всех них массовым адом, от благодарности к возмездию, от святыни к тюрьме, от спасения к гибели
в отсутствие нецветних зеркал живешь, которые искажают действительность, потому что в них квартира, линолеум на стенах, в них скрип комода, нагар на плите, старые кастрюли, платок, ставший не таким синим, глаза, такие серенькие, как и волосы, с темными вкраплениями слабого пигмента, серенькие, морщины, как порезы на восковых щеках, сходящиеся паутинкой к губам, серо-сливовым, нечетким, износившимся, истончившимся, все сняла, потому что на веках картинка ярче, чем ты сейчас, потому что ты забываешь, что вчера передавали по новостям, сходить в магазин, сеансы у врача, но время совсем не тронуло эти воспоминания, что не дают жить, что видела только один раз, истекая кровью из собственной утробы, уползая по крови своей сестры, за что не простишь себя, потому что живешь, и тебе до сих пор кажется, что твой плод шевелится внутри тебя, ты боишься точек, потому что за ними ничего нет, а ведь за тобою тоже, только тот миг и пустота. Ты Листа и ты Августина, ты все, кто выжил, кто видел это, вы все не можете жить дальше, потому что война не убила вас, она опалила концы, она оставила там навсегда, и вы все не переступили через нее. Руки в краске навсегда, она несмываема.
.
.
...