Доступ к записи ограничен
На жестком диске нет памяти, вообще нет. Ну, думаю, пора очищать. Удалила приличное колличество видео, тем самым освободив немало.
Однако вскоре место на диске опять пропало, при чем я ничего не сохраняла!
Теперь, когда я освобождаю немного места, оно тут же нехилыми темпами сжирается!
Пора звонить, наверное, мастеру...
Сегодня щелкнул выключатель.
Что-то пошло не так, и целый вечер, этот дефицитный, этот желанный вечер мы поддельно улыбались
и тщательно скрывали черты разочарования и тянущей, такой
Новый кризис? Боже, если это так - я с радостью наполню терпением бокалы. Только не вестник обрыва,
с которого автомобильчик моей души-котомки, начиненный тюками с нежностью, чемоданами с любовью, авоськами с надеждами, кульками с восторгом сорвется в холодную темень.
Вот так говорю, а слезы застряли где-то в недрах ломоты. Напряжение растет.
Я прошу тебя, стой там, где стоишь, мальчик-нимфетка!
Дай мне еще глянуть на тебя, прежде чем ты шагнешь и разрушишь мое изможденное равновесие.
Не смей,пожалуйста, о, не смей глядеть на меня, мальчик-нимфетка! Еще раз полоснешь своими влажно-продажными, сине-сильными осколками-глазами, и мое сердце задохнется.
Вжаться в кресло и избежать контакта с твоим невозможным запахом. До тошноты желанным, до рези внутри томным.
Разорви мое тело тысячи мелких жадных ртов - это никогда бы не
Пружиня на носках, проходишь мимо меня, неторопливая нимфетка, и я глохну от шаркания твоих джинсов.
О, мой мальчик, теперь я не в силах оторваться от тебя!
Расхлябанно-беспечной походкой "доскакиваешь" до дивана и небрежно кидаешь свое преступное тело. Я была бы ничтожным сантиметром обивки для тебя, о, как бы я хотела.
Ты сползаешь немного вниз и вытягиваешься. Нет
Открываешь, о порочная нимфетка, бледную кафельную кожу. Ты чаруешь меня. Ты меня похищаешь.
Кожа, твоя пьяная, пьянящая кожа натягивается на острых костяшках узких бедер. И я готова убить тебя.
Убить за то, как сверкает серебрянная россыпь бесцветных волос у пупка. А еще за то, что так явно и резко поднимается и падает твой живот, даже если ты спокоен. И так звездно-влажны зубы.
Кладешь раскрытую ладонь на уровне ступенчатых ребер. Кто считает теперь каждое из твоих, нимфетка? Считает, перекатываясь похотливо пальцами от одного к другому, так вот беспрепятственно и сладко?
Кто пачкает губами проступающие детские ключицы, для кого на локтях острых твоих синяки?
Каким-то чудовищно-сексуальным жестом подтягиваешь к животу колени и рывком вскакиваешь, стройный, легкий, гордый. Я непроизвольно закрываю глаза, я тебя боюсь. Как маньяк жертву, как спринтер финиша.
И снова, угловато-грациозный, беспечно-утомленный, припадочно-плавный, покидаешь меня.
О, моя конфеточная нимфетка, уходи навсегда.
Я устала от чего-то.
Я, как муха в предательском клею, переминаю лапками вязкое месиво
Я, как шизофреник в своем воображаемом склепе, вижу окошко в потолке. И заколачиваю его.
Я часто ем, читаю, огорчаюсь.
Голова пустая и холодная, и по вечерам в ней гуляет одинокая диковатая мысль, завывающая мокрым ветром в мозговых закоулках.
Я хожу по улицам, сжав зубы так крепко, что мне тяжело разомкнуть рот.
У меня нет желаний.
Испугана, потеряна.
Недавно я влюбилась в человека, которого люблю. Забавно.
Мы стояли вместе, облокотившись на выломанный беседочный столик, и вслушивались в редкое молчание между нами. Свет фонаря слабо ласкал замерзшие кусты и плотные листья лилейника. Скамейки покрылись крупной голубоватой серебряной крошкой, излучая тяжелый, мутный и влажный блеск. Мы побоялись садиться на них, это было бы святотатством. Цепенея, я механически гладила его пальцы, согревая губы о чужую кожу.
Свет падал ему на лицо, открывая мне его почти полностью. Я ощущала ненавязчивое тепло его руки, и я точно знала, что никогда еще не нуждалась ни в одном юноше так, как в нем. Ни один не был для меня стольким. Ни одному я не могла поверить. Никто не был важен так, как он.
За спиной темным туманом клубилось мое прошлое. И оно было таким незначительным и смехотворным в тот момент.
Я поняла что-то.
Просто берут человека и толкают с борта корабля в холодные потоки океана. И им уже все равно, что с ним будет. Они думают: "Нет, я поступаю не подло, это просто жизнь". К тому же для реальности мой пример кажется слишком ярким и преувеличенным. А в сущности, это так.
Всю жизнь люди карабкаются от уровня к уровню, от ступеньки к ступеньке. И чтобы осуществить переход, им приходится вставать на головы тех, кто остается внизу. Тех людей, которыми ты был когда-то.
Те, кто остаются внизу, вовсе не хуже, не глупее или не интереснее. Просто они там остаются. Потому, что, может быть, не сумели накрошить земли на чужую шевелюру. Может, просто шанс не представился. Может, они пока еще не изменились, и им еще не стал тесен мир. Или просто это как-то недружески, вот так вот уходить.
Но ведь вовсе и не факт, что там, за перегородкой, - мир справедливее и просторнее. Может, эти самые карьеристы, что идут по головам, правы.
Нет.
А вас бросали так когда-нибудь?
Только постепенно?
Меня - да.
Скифы
Мы блаженные сонмы свободно кочующих Скифов,
Только воля одна нам превыше всего дорога.
Бросив замок Ольвийский с его изваяньями грифов,
От врага укрываясь, мы всюду настигнем врага.
Нет ни капищ у нас, ни богов, только зыбкие тучи
От востока на запад молитвенным светят лучом.
Только богу войны темный хворост слагаем мы
в кучи,
И вершину тех куч украшаем железным мечом.
Саранчой мы летим, саранчой на чужое нагрянем,
И бесстрашно насытим мы алчные души свои.
И всегда на врага тетиву без ошибки натянем,
Напитавши стрелу смертоносною желчью змеи.
Налетим, прошумим, и врага повлечем на аркане,
Без оглядки стремимся к другой непочатой стране.
Наше счастье - война, наша верная сила - в
колчане,
Наша гордость - в не знающем отдыха быстром коне.
(C) Бальмонт
Я рассказывала его сильно, отрывисто, жестко, быстро, презрительно. Я купалась в аллитерациях. Наверное, есть причина тому, что из многих прочитанных мною его стихов я выбрало именно это. Хм...
Я поняла, что снова хочу зиму. Дико, нестерпимо хочу.
Хочу шуршать тяжелой пышной юбкой по субботним темным коридорам. Хочу от выхлопов словесных шарфом обороняться. Хочу задушить себя в воротниках наглаженных и оставить снова Ее.
Я хочу энергично шагать по этажам, напевая под мантру скрипа кожаных каблуков.
Дотронуться, сопротивляясь рьяно толпе сквозняка и потеряться в нешуточном импульсе.
Прослеживать вены на дереве, идти вместе с распространением ползучих каппиляров. Начать взрыва движение с мысли, а потом ускорять мгновенные ласки по всей длине прибитого бордюра.
Я представляю, как следую свету, хоть вял и голос светлячка. Оглядываюсь, слыша ладонь, что не легла мне на плечо и пускаюсь наутек плестись скорее.
Окон так много.
Но мне уже известно, где живет фонарь.
Я почти ощущаю, как рукою провожу и смахиваю мокрую пыль.
Облокачиваюсь, дышу на стекло, холодной болью наслаждаясь. Пластик влажен и липок.
Я хочу, чтобы вокруг, как стадо моли, кружил снег большими хлебными катушками.
Они бы бились и врезались мне в лицо и шею, а я бы стояла долго-долго и внимала своему твердому телу за зеркальным бронежилетом пустызх надежд и ложных чувств.
А потом бы как взяла бы, метнула бы решительностью и разбила бы это чертово окно, и перечеркнула бы сразу все!
Уууух! Как бы я тогда заметалась бы! Забегала! Еще бы! Заляпанное, пыльное, разбито. Я распрощалась навеки с размытым пятном своей личной жизни. И увидела бы новый, с чугунными кренделями и резным столбом. Или вовсе не увидела ничего бы.
Это было бы лучше, да. Тогда мне пришлось бы искать новый фонарь.
Мне чуууть-чуточку надоело.
Это будет зимой, решено.
У меня прогрессирует паранойя.
Сегодня в метро ехала, напротив меня уселся какой-то мужчина, спрятавший глаза в кепку. Но черезчур подозрительная Дора же не понятно как разглядела , что под кепкой на нее якобы уставились два гастробайтерских глаза. Мне проехать надо было 4 остановки! Под конец мозг уже выдал четкую картину, как этот самый мужчина следит за Дорой до самого дома и там подкарауливает, после чего ее почка едет в Америку. Напуганная нездоровым воображением, на своей остановке я уже выходила, как настоящая жертва. Как можно непринужденнее. По року судьбы он вышел со мной на одной остановке и даже последовал в мою сторону. Это было уже слишком для меня: я озиралась, замедляла шаг, даже думала спрятаться как можно незаметнее за колонной. Бедный человек прогуливался неторопливо, а я уже раздула из этого преследование. Несчастный оглянулся на меня перед автоматами, и я, крайне артистично начала искать в сумке помаду/пудру/мобильный, тем самым ясно, как мне казалось тогда, давала знать, что я буду стоять еще долго ждать друзей у дверки со спасительной табличкой "милиция". После Дора, отыскивая его глазами у маршруток, разрабатывала план, что делать, если Этот еще встретится ей.
"Вот он подойдет ко мне и встанет со спины. Я включу диктофон и спрошу, преследует ли он меня. Он ответит, что преследует, тогда я смело подойду в милицию с доказательством".
За подобными мыслями благополучно добралась до дома и поняла, что пора лечиться.
Я не понимаю совсем. Что. с тобой. такое.
Все отвечаешь с охотой. Все так же.
И терпимо все.
А ты знаешь, что я больше хочу!
Но с щек сердечки не летят и в статусы в аське не прилипают пульсирующие.
Восемь блюдец-лепестков. Зеле.. зеленых.
Чертовски спокойно. Что аж с зубов перхоть откалывается.
Изумрудами?! Осколками пивных бутылок! Выпитых. Нами.
Восемь стеклышек прозрачных.
А за ними глаз-то нет!
Знаю, где ты.
Что не так?
Что не так?!
Черт! Отвечай!
Отвечай немедленно!
Я в последнее время ничего не пишу в дневнике, боле того, даже избегаю возможность заходить на дайри.
Это происходит даже не от того, что я растеряла свое злорадное вдохновение, нет (В голове у меня часто возникают образы и идеи, но я не нахожу слов для их выхода).
Я боюсь сюда заглядывать.
Именно испытываю неприятное, щемящее какое-то чувство каждый раз, как только моя рука тянется к ссылке.
Отчего так? Меня изводит неспособность писать. Как с готовностью запускаю свои серые клеточки-колесики игольчатые и разочарованно вырубаю двигатель на двух с половиной жалких, перечеркнутых строчках.
Перечитала свою жизнь. Все траницы электронные исписаны злыми моими слезами, моей ненавистью и любовью. Моим одиночеством и отчаянием моим. Их запах так насыщен, что почти диктует свою волю. Здесь на каждой странице мерзнет моя маленькая Дора, моя чертова Дора.
Все стало по-другому за последние два месяца. Я слишком счастлива, чтобы писать тут. Слишком занята весной, чтобы горе свое по бокалам разливать.
Нет уж, оставьте! Несите мне другое блюдо! Я хочу радугу в чае в мишень мармеладную размешивать и ложкой чаек-чаинок, несносных шалуний, оттуда выуживать снисходительно.
Я хочу целоваться в губы при встрече, я хочу напевать о любви по-французски , я хочу говорить-говорить-говорить с ним. О глупостях и в серьез.
Я так хочу весну, когда всегда любила осень.
Только для тех, кто ценит детскую пору и старается не терять его в себе
Каша снежная, лимузин белый и кожа сидений. Хэнеси. Да.
Гелий и сорванный голос.
Голову запрокинула и кружилась, подставляя ресницы измороси.
Кэпитан Блэк и сладость с губ обветренных.
Колечки дыма неопытные пускаю, в лужах сигарету затушив. Вспышки смеха.
Ледяная крошка и запотелое шампанское.
И... дрожь.... и горечь Кента... и объятие, и ногти, плечи, ключицы, позвонки, и кожа, да. Да.
Я раздраженно толкаю дверь и, опомнившись, придерживаю.
Именно тогда я ощущаю некий дискомфорт.
У метро особый запах и особый воздух. Это я чувствую, что за стеклом, стонами глиняными заляпанным, меня проглатывает нечто, и оно не обитает в метро, оно его наполняет. Это и есть оно.
Тихим медом по ушной раковине эхо сворачивается.
Растекаются мысли сплющенные по стенам отшатнувшимся.
Затылком до стекла докоснуться, ультразвуком металлических монологов порезавшись.
За окном сквозь отражение глаз кривое трубы щупальцами вагон со счастьем фиолетовым разъедают.
А где-то внутри хаос плодится, провода гниющие скрежетом крошащимся раздвигая.
Под ладонями иссохшимися реальность обсыпная пластикувую моль кипятит.
Чертовски немыслим котел с запахами человеческими.
Токсичен. Резок. Сладок. Безумен. Безумен.
Шагами плюшевыми прикосновения марева полиэтиленовой пленки в висках ознобом отдаются.
Сблевать тростниковым адреналином, танго саранчи наружу выпустив.
Иероглифы сердцебиения вязкий кипяток на ладонях выводят, винты поржавевшие наружу старательно высунув.
С глазницами пустыми и огромными мотылек о лампы закоптелые череп сочный в песок сахарный размалывает. И лампы белками вынутыми моргают, поперхнувшись пылью ороговевшей.
Я заставляю себя дышать им, как он дышит моими стальными судорогами. Эритроциты вагоновидные свистят и колесами о сосуды рыхлые цепляются.
Потрясывает в венах перержавевших кислород припадочный, потирая блох эскалаторных.
Мы построили его для себя.
Мы построили его для него.
Это так... так...
Я так хочу, чтобы меня кто-нибудь любил.
Если любовь существует, пожалуйста, пожалуйста...
Любил все мои многочисленные недостатки. Мои достоинства. Мои шокирующие странности. Меня всю.
Я буду для него плакать. Я буду для него смеяться.
Я для него гордость свою глупую свяжу и под удар поставлю.
И, может, тогда мои огрызания станут второстепенными, может, тогда понятно будет все.
Я ему поверю, может быть. Но я никому не верю.
Я выкручу лампочки из перегоревшей луны и новые поставлю, чтобы знать, как поступить. А может, у него глаза ярче светят тысячи моих бесполезных лун.
Я буду писать только ему.
Кричать для него.
Петь ему.
Шептать ему.
Умолять его.
Целовать его.
Ненавидеть его.
Обнимать его.
Мечтать о нем.
Получать его.
Я время стану измерять в его словах.
И, может, сердце у меня не выдержит и забьется хоть чуточку чаще.
Пожалуйста.
Я хочу почувствовать это к нему.
К тому, кого я смогу когда-нибудь...
Листопадло
Лапистод, полистад, пистолад,
стапидол, пилодаст, аподстил...
Сквозь осенний намут вспоминаю услад
твоих огненных буг. Я простил
ствоковар, ствозлодей, ствобезум,
ствокощун!
За окном - далистоп, падолист...
Я ищу тебя всюдло, я весь трепещу,
словно ветром оторванный Лист*.
...Дождепадло, намут непроглядный, тамун,
камнепадло в ущельях и с крыш. Листопадло.
За ним - снегопадло. Кому
ты, мое звездопадло, искришь?..
©Юнна Мориц
Пусть даже я могу расчувствоваться, брови приподнять и вздохнуть мечтательно, пусть, но я все равно не верю.
Пусть я могу писать об этом красиво и что-то доказывать кому-то.
Я могу глаза закрыть на все мои "Не", но слишком много меня раздражает.
Даже дизайн собственного дневника за его романтичнось и нежность.
Все мои переживания душевные ничтожны. Раздражают.
Все равно.
Мало ли что я говорю.
Никогда не верю.
И пусть я когда-то близка к этому...
Но никогда до конца.
Почитать любую запись в любом дневнике.
Как провести подушечками пальцев по пыльным переплетам и наугад открыть бросающуюся в глаза книгу на случайной странице. Вырвать из тысячи записей один маленький абзац и прочесть. Да нет, просто любопытства ради глазами по строкам пробежаться.
И не поймешь, куда же ты попал.
Либо автор восхитительно глуп, либо это грубый стеб.
Либо человек настолько умен и эрудирован, что кричит об этом, либо просто хочет таким казаться.
Так непонятно, когда кто-то отвечает с гонором на комментарии, а в сообщестах активно зазывает ПЧ.
Бесконечно можно приводить примеры странного, несуразного и нелогичного поведения людей.
Как понять, почему тебя вносят в избранное. Может, в ответ, может, в надежде, что и ты их внесешь. Я не понимаю, почему люди становятся чьими-то ПЧ, а потом никогда не заходят на эти дневники. Как может у людей список избранных дневников быть по размеру больше многих из собственных постов, если человек заходит на дневники раз в месяц, и просто физически не может успеть прочитать СТОЛЬКО!
Зачем человеку оставлять подобные комментарии: "няяяяя", "))))))))" и т.д.? Просто из тех соображений, что раз уж он читает дневник, то обязательно должен комментировать? Зачем тупо отписываться в комментариях понравившейся записи (дай Бог, если действительно понравившейся), если нечего сказать?
Я с горем пополам веду этот дневник почти год.
И только сейчас, кажется, я понимаю, что значит виртуальное общение.
Разве можно знать, говорит ли человек правду?
Разве не глупо оскорбляться, восклицая: "Да как вы можете так обо мне думать?! Да я! Да никогда! ", если "оскорбивший" этого человека то и не видел в жизни, с ним в реале не общался?
Здесь непонятно, сколько человеку лет.
Можно ведь двадцатилетнему сбросить пару годков.
Можно и прибавить, если захочется.
Но тогда все мешается. Ведь бывают быстро повзрослевшие люди, которые и в двенадцать серьезнее и умнее тех людей, которые собственных детей их возраста имеют, а пишут чушь неграмотную!
Как можно тогда тут что-то понять!
Ведь даже если пол человека меняется через месяц!
Я не говорю, что это плохо, низко и т.д.
Хм, мне это даже нравится. читать дальше
Но ведь это смешно, когда человек на первых страницах девочка, а потом резко за один день становится мальчиком. Даже не понятно, как к ней/нему обращаться! Наверное, так, в какой оболочке он сейчас пребывает.
Ну потрудились хотя бы закрыть предыдущие записи.
Как нелепо!
Нельзя верить всему, что сказано в интернете.
... А верить тем, кто прячется под ником Гость, даже если очень-очень хочется не глупость ли. Потому что никогда не знаешь, кто скрывается за этим ...
Я не говорю, что плохо женщине писать за мужчину и наоборот. Просто нужно марку держать всегда. OMG! У меня в избранном нет ни одного мальчика, ты права, догадливая Камилла. А я как дурочка верю. Если я ошибаюсь, прошу прощения за клевету. Извините пожалуйста.Да. Это только у меня сейчас такие мысли. Завтра, может быть, я не стану обращать внимание на эти чудеса интернета.
У меня нет возраста и пола на моей собственной странице, да! *смеется*